— А, да! Так не видно совсем! Сейчас. — по-своему понял реакцию медикус.

Он прижал находку к поверхности стола и аккуратно обстучал его плоскостью ножа. Тогда напарники и увидели темно-коричневый коготь размером с указательный палец взрослого мужчины.

— Чей? — спросил Роберто у прозектора. Ипий мысленно поблагодарил своего напарника за то, что не ему пришлось задавать этот вопрос. Стыдно, но в зверях он, горожанин до мозга костей, совершенно не разбирался. — Волчий?

— Это же какого размера волк должен быть, синьор инквизитор! — хохотнул Леллио. — Да и я по людям больше! Но для волчьего — крупноват все же. Медвежий, может?

— Медвежий?

“Дело Лунного волка переименовано в дело Лунного Медведя! Новая версия судебной инквизиции!” — язвительно подумал Ипий. — “Единый защити, неужто и правда зверь! Как такое возможно!?”

— Ну, не поручусь, но похоже.

— Еще что?

— Да ничего! Чисто все, выскребли, как для бальзамирования! Я в Карфенаке такое видел пару лет назад — трупы, чтоб хранились дольше, от внутренних органов освобождают, маслами и смолами потом…

— Хватит! Я понял. — представившего процесс бальзамирования Роберто слегка замутило. Ипий усмехнулся снисходительно: вот уж когда развитое воображение — не помощь, а проклятье!

— Похоже, конечно, но не то. — студент словно не слышал и продолжал рассуждать. — Там и грудину рассекают, легкие и сердце тоже достают, а тут они на месте.

— Я уже понял! По женщине — можешь сказать, чем вырезали?

— Я бы сказал — вырывали, синьор инквизитор. Рукам. Ну или лапами. Вон на внутренних стенках следы остались. Я по борозде пошел как раз на коготь и наткнулся! — прозектор на секунду замолчал, затем сопоставил одно с другим и испуганно выдохнул: — Так, выходит, правда все, что люди на улицах говорят?

— Ты про что, Леллио? — Роберто, при всей своей не грозной внешности, сумел как-то так посмотреть на студиозуса, что тот смутился.

— Ну… что Лунный волк…

— Ты же образованный человек, Леллио Тертсо! — с таким искренним возмущением проговорил Карелла, что медикус натурально покраснел. — Я понимаю — темный люд всякую чушь несет, но ты ведь учишься медицине!

— Так ведь… следы…

— А тебе не пришло в голову, что у убийцы есть ручной зверь, который эти следы и оставил?

Ипий удивленно взглянул на напарника. Ручной зверь? Он это серьезно? Но ведь это вполне возможно…

— И правда! — студиозус сразу же просветлел лицом, а разум его встал на твердую почву рационального мышления. — Но зверина — огромная!

— Циркачи и бродячие артисты, бывает, медведей дрессируют… — подал голос Ипий, которого слова напарника натолкнули на одну мысль.

Теперь уже удивление появилось на лицах Роберто и Леллио. Причем у инквизитора оно почти сразу же сменилось пониманием.

— И фургоны у них крытые! — моментально подхватил он мысль старшего товарища.

— А фургон тут при чем? — опешил прозектор, потеряв смысл разговора.

Инквизиторы в унисон шикнули на него и начали быстро перебрасываться бессмысленными для него фразами:

— Циркачей только на въезде и выезде в город проверяют…

— И по городу они катаются совершенно свободно…

— В тех фургонах можно кого угодно спрятать…

— И ночуют на пустырях…

— Целый лагерь разбивают…

— У стражи узнать, сколько трупп в город въезжало…

— Они там все на голову скорбные…

— Коготь надо, чтобы охотники посмотрели…

— Я отнесу нашему супремо, он может знать, мужик опытный…

— Если я не нужен, можно мне еще с телом поработать?

Инквизиторы опять синхронно повернулись к прозектору. Посмотрели на него сперва с недоумением, а потом — с подозрением.

— Зачем? — спросил его Ипий, не вполне вынырнувший из обдумывания новой версии.

— Ну как! Сердце гляну, легкие. Мне для работы…

Роберто махнул рукой.

— Работай! Только мне полный отчет об осмотре и вскрытии напиши и делай что хочешь! Только смотри мне, потом все собери обратно!

— Обижаете, синьор инквизитор!

Но его уже не слушали. Следователи увидели зацепку и стали походить на рвущихся с цепи охотничьих псов. Гончих.

— Я к барону да Бронзино, узнаю у него про циркачей! — Роберто сказал это уже на выходе из ледника.

— Я к начальству с когтем! — даже не думая возмущаться такому самовольству, ответил Ипий. — Потом еще заскочу в гости к парочке стражников.

Тут старшего инквизитора посетила еще одна мысль.

— Через два часа встречаемся на Ольховой улице.

Роберто прикрыл глаза и кивнул.

— Да, понял где это. Зачем?

— Там есть трактирчик такой, на вывеске коняга намалевана. Обсудим все. Заодно и с человеком одним посоветуемся. Возможно, он сможет нам помочь, мужик головастый.

К несчастью, старика-супремо Ипию в кабинете застать не удалось. Секретарь лишь сообщил, что кавалер Торре почувствовал себя дурно и отправился домой отдыхать. Подчеркнув, что беспокоить его можно было только в случае самой крайней необходимости. Например, если вызовет маркиз Фрейланг или великая герцогиня.

Необходимость опознания звериного когтя явно не относилась в понимании супремо к делам важным и неотложным. Поэтому инквизитор, в коротком внутреннем диалоге с собой, согласился, что старшие ночной стражи уже достаточно выспались. И отправился опрашивать их. Ну в самом деле, если уж решать кого будить днем: их или кавалера Торре, выбор был явно не в пользу простых стражников!

Голубая папка

13 ноября 783 года от п.п.

Письмо доставлено торговым судном “Велоче” из Торуга. Награда капитану корабля в размере двадцати золотых выплачена.

«Ваша милость, граф да Вэнни начал браватту. Вывесил на своем замке флаги с двумя сломанными копьями. Его дружина блокировала тракт на Торуг, а егеря и сокольничие бьют голубей, отправляемых из города. Поэтому письмо удалось отправить только с оказией, капитан торгового судна “Велоче” Рафаэль Понди согласился доставить его в Сольфик Хун, хотя и планировал идти к Закатным островам. Магистрату неизвестна причина, по которой граф да Вэнни решил пойти на мятеж против трона. Однако сам граф поставил городские власти в известность о своем поступке и настоятельно рекомендовал воздержаться от отправки в ближайшее время торговых караванов через перевал, который находится под контролем его замка. Гонца, которого магистрат отправил в столицу с извещением о данном беззаконии, граф приказал повесить!»

Глава 3

В которой довольно много говориться о том, как именно строился город, но при этом остается время и для встреч с иноземцами, ранее в этих краях не виданных. Здесь же, наконец, происходит долго откладываемая беседа и подтверждается поговорка об “одежке”.

Мерино вышел на улицу. Встал в двух шагах от входа, укоренившись ногами в землю, глубоко вдохнул морозный воздух и отпустил мысли гулять.

На глухом их Ольховом переулке неспешно текла привычная ему жизнь. Соседи чистили снег возле своих домов. Некоторые, завидев трактирщика, выпрямлялись и приветствовали его. Подкрадывался к голубю серо-черный котяра. Его шерсть свалялась в неопрятные колтуны, а сам он выглядел так, будто глупая птица, клюющая сейчас замерзшую горбушку хлеба, была его последней надеждой. Сверкали копейными наконечниками сосульки, свисающие с крыш. С конца проулка, из дома Джованни Пекаря, пахло свежеиспеченными булками с тмином.

Мерино смотрел на все это, подмечал детали, отвечал на приветствия соседей кивком или взмахом руки, улыбался соседкам, выглядывающим из окна, но делал это не задумываясь, как отработанный за несколько лет ритуал. Настроится на созерцание не получалось, мысли упрямо возвращались к разговорам с Карлой и Бельком. В голове бывшего дознавателя крутились фразы, аргументы, доводы и контрдоводы и это его раздражало. Хотелось решения, а его — не было.